Я пью сливки, я ем сливки. И мороженое. И я пока не умер. И так уже почти неделю. Неужели мой организм научился вырабатывать необходимые ферменты? Или это потому, что в Шоколаднице все от Прамалат? ... Молочные котики творят чудеса.
Как-же хочется хохотать в голос. От того, что склоны все зеленее. Ткани все легче. Пахнет озоном. Небо грозовое, темное и совершенно фантастическое. Домой не хочется даже после заката. И мы убегаем. На окно с подушками и столом на низких ножках. И пьем горячее. Смотрим фильмы. Пугаем персонал, появляясь утром в еще сонном зале. И смотрим, как сквозь кружево решетки просачиваются первые лучи.
Бредем по расцветающему утреннему проспекту. Через мост. На Таганку.
А качели... Какие качели в Горького! Высокие цепочные. Летишь и видишь огни на той стороне канала. Ощущения из детства. Вот только домой никто уже не за гонит. Ради этого стоило родиться.
Скоро мне 24. Я не знаю сколько это. Мой внутренний измеритель колеблется, как ненормальный.
А вернуться после длинного дня и упасть на диван в мягкое одеяло и почувствовать как под бок к тебе ползет теплая пушистая Тася, а в ноги ложится Клевер... Дом Харона это какое то нереальное счастье.
Моя жизнь и работа продолжает вертеться вокруг художников и полотен. Это забавно.
Мир умещается на ладони. Солнце падающее в просвет высоток. Птицы режущие свод над ними. Я живой. Слишком живой.
Спасибо, мам. Спасибо, что не сделала тогда аборт.