Как же железно этот человек меня за горло держит.
Как стыдно мне за свое продолбанное Время сегодня утром. Будто по роже отмудохали.
Они ищут певцов для нового альбома. И ведь кого-то останавливает пара сотен километров. Комментарии смешат и печалят.
А я успокоился парой текстов и отказываюсь работать над ними дальше, найдя сотню причин.
Вчера ночью, когда я лежал, силясь уснуть и будучи уверенным в своей беспомощности, ко мне в личку пришла незнакомая барышня со словами: " Знали бы Вы, из чего меня Ваши тексты вытащили. ". Я почти поперхнулся, осознавая, что те же слова произносил пару часов назад на кухне, рассказывая Джону о том, что смог пережить, благодаря Терри в прошлом феврале.
Эти слова, которые я не скажу ему, кто-то пришёл сказать мне. Потом я как-то разом резко протрезвел и совсем расхотел спать. А утро встретило меня такой рассветной немилостью, что я и забыл уже с лета, что так бывает.
Завтра приедет Герр. Будем работать. Иначе я залезу на стену.
Опять петля времени на шее лежит твоей ладонью. Держись там. Спасибо.

Нашёл тут, перед Рождеством написанное. Охнул.
-----

Не итоги, а исповедь. На веселье толпе.
Как на ярмарке выставить, все что страшно пропеть.
Фотографии, рамочки. Каждый кадр - окно.
А присмотришься - мамочки... Только б выплыл, родной.
Жизнь, цветастая, яркая. Знаешь. Сам рисовал.
Так бери кисти, маркеры, раз имеешь права.
Перекрой, перекрашивай, стирай охру с лица.
Знай, пока тебе страшно там, за тебя шепчут, молятся.
Хохочи, безобразничай, день пиши от руки.
Мир улыбок предпразничных сохрани в молескин.
Не успеешь отчаяться, загорится Звезда.
Високосный кончается. Разорви календарь.

---

Хочу бить морды.
И спать. И уволиться. И съехать наконец. И не с катушек желательно.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Я никогда не пойму искуственные ёлки с пластиковыми шарами, которые даже не бьются.
В детстве разбил шар - плачешь. Он уникальный, ему лет больше чем папе, он ему от отца достался, он один в коллекции непохожих. Красный. Его можно было тихонько стукать пальцем и слушать как звякают внутри проволочные усики. А теперь он на полу и внутренность у него слюдяная серебряная и мама загоняет с ногами на диван, чтоб не напоролся на блестящий осколок.
И как колокольно звучат разномастные цветастые игрушки, когда родные, нарядив, двигают ёлку из центра в угол комнаты.
И пахнет от неё морозом и скорым чудом. И горка возле станции "Баня" ещё не обкатана до протертых штанов...

Нахрен все переезды. Все в январе.
В этом году я снова ставлю живую зелёную красавицу. Это скоро окажется последним атрибутом праздника, который способен что то колыхнуть внутри.
Прочие радости видимо моей душе сейчас мало доступны.

А при встрече Вы верно налепите мне пощечин. Поделом.
--

Полно, девочка. Видишь, как все бело? Декабрит, леденит, жжет.
Руки комкают платье, горит лоб, сжалась вся, будто я с ножом.
Я не то что без лезвий - мечей, дитя, я беззубый совсем черт.
Вот стою, а ухмылки твои летят и свистят над виском, плечом.
Я бы выкрутил в ржавый закат руль, я бы гончей на след встал, чтоб найти тебя сонную поутру, без колец, без петли
креста.
Чтобы холод послушно в ладонь лег, лихорадкой зачав жар.
Что ты мечешься, вздернутый мотылек, за запястья меня держа?
Говори, говори же, неси блажь, бей больней кулаком в грудь, разотри свои слезы, сюжет смажь, вырвись, выстыни на ветру.
Вой, о том, что твой город теперь пуст, что душе не найти кров , пусть удары снимают слова с уст, искусай бледный рот вкровь.
Прыгай с мовы на аглицский злой шифр, комкай фразы, сорвись в хрип.
Распластайся, раскинься, взахлеб дыши, выгни шею под серп зари.
Посмотри как коверкает свет эскиз,
превращая "вчера" в нули.
Хватит прятать лицо от моей руки.
Тшшш... Показывай где болит.

9.12.2016

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Зал мал и на всех поверхностях ютятся свечи. В углу примостились две гитары, джембо, тамбурин и маракасы. Третью гитару принесли мы.
"Шут, Шут! Ты пришёл! Как я рад! Ты ведь споешь свое?!" - Сашка бросается ко мне из глубины импровизированной сцены. Это он все устроил. Голос, по иронии, я посеял ещё по дороге, простудившись, но деваться уже некуда.
Вокруг полумрак.
"Эй, нам бы отрепать. У нас ведь перебором последний припев?" - мы уходим в коридор, ещё более тёмный и гулкий. За то хорошая акустика.
Песня написана четыре дня назад. Аккорды подобраны день назад. Первая спевка была три часа назад. К чертям.

Двери открываются, заходят люди. Откуда они все? Откуда они меня знают?
Как много человек из труппы. Будет тепло. Уже тепло.
Товарищ с тамбурином жмет мне ладонь, представляется Егором. Киваем. О, Мери пришла, привела братца.
Теру, Вольф, Аня... Зал теснеет.

За стеклами кружит метель. Я пою в окно.
"Ноябрем заметает ночь, дальним светом слепящих фар. Вальсом кружится у дверей, оседает на рукавах.."
Ноябрь почти отошёл. А ощущение зимы пришло уже давно. Пятиминутная готовность до начала вечера.
Рассаживаемся.

Саня, он же Шварц. Какой человек, какой голосище!
Ксения Нор, ребята поющие реггей...
За минуту до нашего выхода я срываюсь и прошу Саню переставить нас на позже. Природа зовёт.
В поисках ближайшего Бургер Кинга пропускаю все выступление Герра и влетаю обратно на конце последней песни, своей же. Умелец.
Странно со сцены слушать свои тексты. Дико.
Бросаю пальто на стул, беру микрофон и честно сообщаю народу, что связки мои меня оставили.
Матерюсь в этот же микрофон на потерянный листок с аккордами. Зал понимающе ржет.
Выдохнуть.
"Ноябрем заметает ночь, дальним светом слепящих фар..."
Послание ныне звучит воочию. Мэл и Фло сидят на первом ряду. Улыбаются. Тепло.
Последний звук затихает, но я, как обычно, не помню конца выступления. Кажется свистят. Кричат.
Помню, после, Мэри подбегает ко мне, прижимается, говорит какие-то то слова, я держу её за трясущиеся от всхлипов плечи. Плохо соображаю. Беру за руку, веду к рюкзаку и прекращаю рыдания вливанием последнего глотка мятного ликера. Потом меня обступают...
Герр рассказывал, уже на трезвую голову, что теперь все просят студийку.
Будет студийка. Куда я терперь денусь.

Привет, Терри. Привет. Я тянусь.

Я мог бы соврать себе, назвав все происходящие события шуткой мироздания, или нелепой цепью совпадений, но.
Мироздание зашутилось, совпадения стали закономерностью.
Начиная с: "Хей, Шут, откуда у тебя номер Микеле?"
Заканчивая: " Ты знаешь, мы сейчас на студии твою песню пишем с живым оркестром. Я не шучу. Тут клава, виолончель, контрабас, гитара, бас и ещё скоро подвалит вторая виолончель, флейта, альт и скрипка. О, послушай. Они сами вызвались, после того, как услышали текст."

Орать я больше не могу. Я просто тихо киваю, соглашаясь с происходящим. От нас ждут сэт на 40 минут в Питере. А 29го выступление в Москве.
На повестке дня смена жилья.
Сашка позвал меня ставить номер по БВ. Режисссировать и петь. Захожу я в диалог и что я там вижу? Старую нижегородскую ролевую тусовку. Ту, в которой я вырос.
Мир не просто знаком через шесть рукопожатий. Мир -одно сплошное полотно с воткнутыми в него лампочками. И цепь замкнутая.

Мне пишет Ефименко. Снова. Она снова собирает лит вечер имени меня. Это после того, как мы разошлись по углам, не сошедшись в творчестве. Человек, который сделал меня героем своего романа. Ненормальная женщина.
Ей нужно, чтоб я был там. Зачем? Загадка.

Я еду на работу в утреннем метро и думаю, что вообще не зря живу, наверное. Не скучно, как минимум.