Вскидываешь плечи, небосвод белеет,
Солнца плод болея, щурится незрело.
Влага наполняет тихие аллеи,
Свечи улиц тлеют фитилем горелым.
У бродяг нет дома. Маяки пристанищ,
Светлые улыбки, добрые касанья.
Падая в истому, непременно встанешь
С всклоченными душной ночью волосами.
Зал пустой и звонкий, чайная дремота.
Отворяешь двери от сердечной чакры.
Сепия на пленке, мир жарой измотан.
Каждая былинка - фото в рыжем макро.
Дух дождя гневится, заглушая трассы.
Сонная Ильинка, мокрая Таганка.
Гром, да огневицы, сказка чьих-то странствий.
Молоко и Армстронг, ягоды костянки.

20.06.2015

Очевидно, таких, как я, учат плавать, выкидывая за борт. Если найду где переночевать июль, можно будет думать о съеме. Если небо будет ко мне благосклонно, мед комиссия не прикопается к отсутствию прививок, если совсем свезет, то и к отсутствию регистрации тоже.
На самый веселый случай все парковые лавочки - мои. Не знаю, какой адовый треш меня сейчас заставит сдаться. И не хочу знать. Мне нужно чуть чуть удачи и пережить июль. До зарплаты.

Впервые, когда я ехал в Люберцы с Чудом в маршрутном такси номер 373, водитель, похожий на экзорциста из This is horosho, повернулся на ходу в салон и громко с акцентом вопросил:
- Мальчики будут?!
ответа не последовало
- Будут мальчики, спрашиваю?
и на меня косится.
Сказать, что я напрягся - не сказать ничего. Огляделся. Народ молчит, сидит будто ничего странного в этом вопросе нет. Чудо вообще подремывает.
Я к концу пути уже пересмотрел в своей голове все варианты надобности мальчиков бородатому пожилом грузину.
Вышли у Орбиты. Воззрившись на нее, осведомляюсь, нахрена этому дикобразу мальчики .
Она вытаращивает глаза. Долго непонимающе не сводит их с моего лица, а потом начинает истерически хохотать.
Оказывается, так в Люберцах называется остановка в честь (внимание! ) ТОРГОВОГО РЯДА.
Торговый ряд "Мальчики"....
У меня все.

Кааак же я люблю бохо.
Хочется сбросить ботинки и босиком по лужам. Гром хреначит. Я промок. Мне жарко и подташнивает волнением.
Столько хорошего происходит, что я кажется не очень в себе, и лыблюсь, как совсем пропащий.
На месте невозможно не усидеть, не устоять.
Кричать в грозовое небо. Кричать как Сион, бежать как Недзуми, верить как Сафу.

Пропавший пан остался с зонтом, с носом, с пачкой Кента и размышлениями.
А вино невкусное было.

Мы смотрим на другой конец комнаты и истерически ржем. Там сумки. Много . Очень.

Как же это восхитительно. Просто выйти на улицу и вдохнуть до предела. Огни салюта и брызги фонтанов вперемежку с брызгами сальсы на деревянной платформе в Горького. Крымский мост. Цветущая сирень. Скрипка. Огни и листва в бликах. Сумасшедшие скейтеры. Когда нибудь напишу книгу "Роман с городом."
Пешком от Таганки на Фрунзе. Сонная Болотка, несмолкающая набережная. Лампово- неферский Третьяк. Я люблю этот чертов город всем, что может во мне дрожать и чувствовать. Я люблю его людей и улицы. Я люблю себя в нем и его в себе.
Будем с Чудом танцевать. Просто до потери пульса. А утром завалимся в кофейню и Рич нальет нам эспрессо напополам с шуточками про бессонные ночи. И над Таганкой взойдет солнце. И я войду вместе с ним.
Дай небо прожить подольше, чтоб в этом метро сонной головой прижиматься к дверям, катя по кольцу в сторону Сокольнической.

Мои стихи в школе читают. Дожил. Наверное ради этого только стоило жить.

Я смеюсь, чашка звякает удивленно, и дрожит антрацитовая слюда.
За стеклом город кутается в зеленый, превращая сердца и умы в бардак.
Над гудящей Таганкой мосты и птицы, а за дверью робуста и молоко.
Синий шар, что от века привык крутиться, превратится в клубок под твоей рукой.
День раскроет свою Neverending Story, лягут розой ветров на ладонь пути.
Не печалься, Атрейо вернется скоро, улыбайся, сжимай Аурин в горсти.
Это просто, шагая за край Вселенной раздавать имена и творить миры.
Будет небо клубиться молочной пеной, будет пахнуть дождем от нагретых крыш.
Будет патока в теплых в оконных сотах.
Будет тихо в кофейне, в груди легко.
Видишь, падает солнце в просвет высоток?
Выходи, над рекою парит Фалькор.

27.04.2015

Я пью сливки, я ем сливки. И мороженое. И я пока не умер. И так уже почти неделю. Неужели мой организм научился вырабатывать необходимые ферменты? Или это потому, что в Шоколаднице все от Прамалат? ... Молочные котики творят чудеса.

Как-же хочется хохотать в голос. От того, что склоны все зеленее. Ткани все легче. Пахнет озоном. Небо грозовое, темное и совершенно фантастическое. Домой не хочется даже после заката. И мы убегаем. На окно с подушками и столом на низких ножках. И пьем горячее. Смотрим фильмы. Пугаем персонал, появляясь утром в еще сонном зале. И смотрим, как сквозь кружево решетки просачиваются первые лучи.
Бредем по расцветающему утреннему проспекту. Через мост. На Таганку.
А качели... Какие качели в Горького! Высокие цепочные. Летишь и видишь огни на той стороне канала. Ощущения из детства. Вот только домой никто уже не за гонит. Ради этого стоило родиться.
Скоро мне 24. Я не знаю сколько это. Мой внутренний измеритель колеблется, как ненормальный.
А вернуться после длинного дня и упасть на диван в мягкое одеяло и почувствовать как под бок к тебе ползет теплая пушистая Тася, а в ноги ложится Клевер... Дом Харона это какое то нереальное счастье.
Моя жизнь и работа продолжает вертеться вокруг художников и полотен. Это забавно.
Мир умещается на ладони. Солнце падающее в просвет высоток. Птицы режущие свод над ними. Я живой. Слишком живой.
Спасибо, мам. Спасибо, что не сделала тогда аборт.